Портрет. Работы Леонида Петрушина

Михаил Лазарев

По словам известного теоретика культуры Милана Кундеры «…живопись открыла задний план в эпоху Возрождения вместе с перспективой, которая делит картину на то, что находится впереди, и то, что в глубине. Из этого возникла специфическая проблема формы; например, портрет: лицо притягивает больше внимания и интереса, чем тело, и еще больше, чем драпировка в глубине. Это вполне нормально, именно так мы видим окружающий нас мир, но то, что в нормальной жизни, тем не менее, не отвечает требованиям формы в искусстве, оставалось сглаживать, смягчать, восстановить нарушенное на картине равновесие между частями, которым отдано предпочтение, и остальным, признанными a priori менее важными». Но вот что удивительно: вывод ученого, всегда отличающегося точностью суждений, к творчеству Леонида Петрушина, как кажется на первый взгляд, если и применим, то опосредовано, это, должно быть, какое-то исключение из правил. Во всяком случае, имея в виду его «Симфонию ню» и цикл портретов, созданных более чем за тридцать лет, достаточно трудно понять, что больше «притягивает внимание» художника – тело или лицо.

Но, если обратиться ко времени создания рассматриваемых произведений, то мы увидим, что пятьдесят композиций с обнаженной натурой, которые и рассматриваются Петрушиным как одно целое, сделаны в потоке единого творческого процесса, с началом и концом, за один – 2005 год. Здесь остается только подивиться трудоспособности и творческому горению художника. Между тем, представленные в каталоге портреты располагаются, как уже было сказано, в довольно обширном отрезке времени – с 1977 по 2006 годы. И, что интересно, эти портреты радикально разнятся, соответствуя двум разным историческим эпохам: это черно-белый рисунок карандашом советского времени и живопись пастелью послеперестроечной России. Здесь невольно напрашиваются дополнительные характеристики.

Во времена их создания эти черно-белые портреты смотрелись вполне адекватно, не вызывая никаких сомнительных эмоций. Тогда такое рисование было принято. Сегодня же, по прошествии многих лет, этот черно-белый мир, особенно в сравнении с солнечно-цветными пастелями, воспринимается метафорой некоей духовной подавленности, скованности в движениях. Конечно, Петрушин сознательно не вкладывал в работы давней поры подобные смыслы. Но, как художник, отмеченный судьбой, он, скорее неосознанно, внимал в своем творчестве гулу и шорохам эпохи, что и проявилось отчетливо через много лет.

Виртуозность Петрушина-рисовальщика можно только констатировать. Его карандашные портреты чрезвычайно разнообразны по технике исполнения, он демонстрирует все ее возможности. Это точный, пластически ясный, детально проработанный рисунок, выполнен ли он контурной линией или посредством пластической моделировки с тональными и световыми эффектами и своеобразной штриховкой. В этих работах тонко фиксируются физиономические особенности модели, подчас с обостренной выразительностью и своеобразной хрупкостью, что Петрушину особенно свойственно. Подчеркнем главную особенность его творчества, которая очевидна и без этого: не пейзаж, не натюрморт, а человек во всех его ипостасях является всепоглощающей целью его искусства.

Карандашные портреты Леонида Петрушина в лучшем смысле академичны, можно даже считать их входящими в изобразительную классику времени их создания. В этих работах пронзительно звучит интонация эпохи, непосредственное наблюдение воспринимается в них как продолжение прошлого в настоящем. Образная система Петрушина проста, свободна от многозначности. Автор не создает ложной сюжетики, его модели честно позируют художнику, что отмечено соответственным несколько напряженным выражением лиц. Этот модуль сходства человеческого поведения наделяет модели характерностью символов эпохи.

Все, что художник знает о мире, он знает, исходя из собственного видения и жизненного опыта. Без этих составляющих все созданные автором символы были бы пустым местом. Рисовальный опыт Петрушина колоссален: во время поездок в московском метро им создано около шести тысяч зарисовок едущих вместе с ним пассажиров. Факт не только, возможно, достойный помещения в книгу рекордов Гиннеса, но и свидетельствующий об абсолютной свободе художника в художественном постижении человека. Вместо реальности механически воспроизводимого облика окружающего мира, скупыми, едва уловимыми, предельно отточенными выразительными средствами художник воспроизводит социальную принадлежность человека, реальность его внутренней жизни, бесконечно сложной и противоречивой. В большинстве композиций Петрушина превалирует нейтральный темный фон. А «облик окружающего мира» «дозирован» и обозначается очень лаконично (спрятанный в глубине трактор в «Трактористе» (1985г.), аэродромная «колбаса» – указатель ветра в «Почтальоне из Пурнеме» (1985г.), и совсем уже загадочный железнодорожный фон в портрете «Настя» (1986г.), который ассоциируется с человеческой неустроенностью вообще, изображение полуциркульного старого окна в потрете «Надя» (1983г.), напоминающее об архитектуре Серебряного века и др.).

Если в портретах советского периода о Петрушине можно было сказать, что он художник, склонный к аналитике и умеющий воссоздать контуры своего мыслительного процесса, то в пастелях нового времени, в самом характере живописи отчасти проявляется пристрастие к бессознательным, спонтанным жестам. Почти пуританская строгость «черно-белого» периода в пастельных портретах сменяется безудержной стихией цвета. Художник обращается ко всему спектру палитры, но в его работах нет пестроты. Темпераментно положенная мозаика дополнительных цветов-мазков (подобный метод работы, как представляется, не терпит долгих раздумий с кистью в руке) образует в работах с начала 2002 года гармоничное единство, выражая эмоционально-содержательный смысл портрета. В старой искусствоведческой литературе время от времени высказывалась мысль о том, что художник-портретист волей-неволей отображает в создаваемом им портрете собственные черты. Возможно, в какой-то мере так и бывало. Наш же случай, наверное, можно определить словами Гёте как «взаимозависимость между миром цвета и душой», имея в виду души и художника, и его модели.

Стоит отметить, что большинство моделей на этом запечатленном празднике жизни – женщины. По времени создания работы не так уж отстоят друг от друга, но отличаются по живописным характеристикам. В портретах 2005 года («Марина», «Полина» и др.) строгий и отчетливый рисунок ограничивает плоскости почти локального цвета, иногда вдруг вспыхивающего пурпуром и синевой стиля модерн. Здесь происходит органичное взаимопроникновение «натуры» и «культуры», не случайно в отдельных портретах замечаются отдаленные отголоски когда-то бывших больших стилей, в каждом отдельном случае, видимо, соответствуя содержанию модели.

В наш век интернета и прочих подобных удовольствий личность нивелируется, искусство теряет индивидуальные особенности. Возможно, так человечеству и надо. Но искусство Леонида Петрушина возвращает нас в мир покоя, любви и высоких художественных ценностей.